Прошутинский Николай Дмитриевич
Николай Дмитриевич родился в городе Ананьеве Одесской области 28 ноября 1943 года, с переводом по службе отца-офицера в 1953 году переехал в Николаев. Учился в СШ № 11 и № 9. Сидел за одной партой с Валькой Сагайдаковым, который по поручению старшего брата, будущего строителя «Феи» и «Тучки» Миши Сагайдакова, повесил на доске объявлений в школе № 9 призыв к набору в парусную секцию.
Юношей гонялся на «Ерше» № 320. Состоял в команде «Зюйда», одного из четырех однотипных швертботов, так называемых «вандерйолов», полученных по репарации в послевоенные годы. Эти легендарные яхты прослужили до конца 1950-х гг. На «Зюйде» В. П. Грачёв установил дизелек. И стал «Зюйд» судейским судном под названием «Трактор», но так, чтобы Валентин Петрович не слышал…
В 1963 – 1965 гг. Николай Прошутинский служил в армии, после демобилизации бессменно работал сборщиком-достройщиком в цехе № 10 завода имени 61 коммунара. В течение 25 лет избирался депутатом Николаевского горсовета.
Мастер спорта СССР (шкотовый в составе команды Вадима Евдокова на D820 «Вулкан»), неоднократный призер «Кубка Черного моря» на Л-6 «Наяда» в составе команд Владимира Терняка и Бориса Лигермана.
Приводим показания Николая Дмитриевича по факту гибели дракона «Бури».
С его слов записано верно дочерью Татьяной Кротенко в 2017 году.
Показания Николая Дмитриевича Прошутинского
1 сентября 1962 года, примерно в 12:00, яхта D226 «Спутник» вышла из Евпатории, возвращаясь в Николаев после завершения в Севастополе первенства УССР по килевой части. Экипаж: рулевой и старший на переходе Валентин Лысиков, питомец Томашпольского, и шкотовые Валерий Гурышкин и Николай Прошутинский.
Рядом шла яхта D103 «Буря»: рулевой Пётр Буряк, шкотовые Владимир Чернушенко и Вадим Цветков, по прозвищу Монах. Молодые ребята, в Николаеве они гонялись в классе «Ёрш». Вадим имел 2-й класс, их было два брата Монаха.
В Севастополе Буряк выступал в «Звёздном» классе вместе с Николаем Чупровым. На D103 рулевым гонялся опытный Григорий Гапчук, но он остался представителем николаевской команды на швертботную часть первенства УССР, и на обратном перегоне его заменил Пётр Буряк.
В те годы соревнования килевых яхт и швертботов проводились раздельно.
Изо всех николаевских судов, а их всего привезли не менее 15-ти, только «Буря» и «Спутник» добирались в Крым и обратно своим ходом. Им не хватило места ни на жд-платформе, ни в кузове грузовика.
Экипаж «Спутника» занял 4 место в классе «D» и очень гордился таким результатом. Победил тогда Михаил Неделько из Одессы. «Буря» выступила слабо, потому что была намного старше.
В Евпаторию пришли в ночь на 31 августа, простояли полтора дня. Лысиков, как флагман перехода, дважды ходил на заставу к пограничникам. Отход не давали, было получено штормовое предупреждение.
В дело вмешался Пётр Буряк. Он только недавно рассчитался с китобойной флотилии «Слава». На заставе он представился великим мореходом – «Да я 4 года ходил в Антарктику!» – в этой луже ему ничего не страшно. И уговорил.
На отходе Валерий Гурышкин утопил якорь. Выпустил из рук, когда упал за борт. Уже развело хорошую волну, а порт Евпатории был совершенно незащищенным. «Спутник» вышел в море без якоря. За мысом Евпаторийским началась лавировка при 4-балльном ветре в направлении мыса Урет, и ветер усиливался. Часов в 5 вечера обе яхты заложили правый галс подальше в море.
Лысиков сидел на руле. Прошутинский и Гурышкин укрывались под козырьком от холодных брызг, когда Лысиков сказал: «Ребята, давайте уберем грот! Жуткая картина, как у Пикассо «Море пролитой крови»*. Я такую картину не нашла, но папа в рассказе всегда говорит так: «Небо было наполовину красным – наполовину черным, и всё это отражалось в море».
Под таким названием известна работа польского художника Бронислава Войцеха Линке (1906 – 1962).
D226 шел впереди на 50-70 метров. Но когда убрали грот, D103 под полными парусами стал их обгонять. Гурышкин и Прошутинский промокли, замерзли, и когда Лысиков предположил, что «видимо, уже ничего не будет, давайте грот ставить», – а они только немного согрелись, и на эти слова сразу не отреагировали.
И когда D103 обошел их метров на 30, Лысиков успел только крикнуть: «Мальчики, держитесь, смерч идет!»
Одним ударом ветра вырвало погон стаксель-шкота, который крепится примерно на 40 шурупах. Чтобы бешено полощущий стаксель не оборвал штаг и не сломал деревянную мачту, Прошутинский придавил шкот своим весом. На миг увидел D103, как-то вверху на волне. Яхту так задавило, что гик уперся в воду. Грот убрать там не успели.
И тут обрушилась сплошная пелена пены и ветра. Это всё, что он смог вспомнить. Лысикову удалось увалить на попутняк. Волна с кормы заливала трюм. Воду поверх пайол откачивали ведром и большой кастрюлей. Едва успевали.
Продолжалось это минут 20. Когда шторм утих до 5-6 баллов, они смогли осмотреться, но в поле зрения ничего не обнаружили. Берегов не видно, на горизонте едва маячили антенны Центра дальней космической связи.
Дважды пытались подавать сигнал бедствия, но красные ракеты отсырели. На третью, осветительную, ракету никто не отреагировал. Поставили «ершовский» грот как штормовой и пошли своим курсом.Шторм продолжался всю ночь. Утром повернули к берегу, чтобы найти возможность сообщить о случившемся. Заметили какой-то сарай, сели возле него на мель и высадили Лысикова с Гурышкиным.
Сарай площадью метров 20, обитый толем, оказался рыбачьим станом, в котором имелась связь с пограничниками. Доложили о пропаже яхты D103. Получили указание следовать в Донузлав (сейчас это порт Мирный). Вдоль берега их сопровождала пограничная машина.
Озеро Донузлав – «гнилое море», в нем не было жизни, поэтому его соединили с морем каналом. Фарватер углубляла землечерпалка югославской постройки «Черное море».
В Донузлаве нашли большой камень и приспособили его под якорь. D226 продержали там 5 дней. Продукты закончились, и три дня их кормили пограничники. Когда дали отход на Черноморское, остававшуюся банку сгущенки залили кипятком, этим и позавтракали.
В Черноморском пришвартовались к эсминцу. Их стали расспрашивать, откуда идете, где были во время шторма? Как было, так и рассказывали. На эсминце экипаж D226 накормили вкусной кашей.
Из Черноморского дали отход на Очаков, но только вдоль берега вокруг всего Каркинитского залива. Так идти было очень долго, и на D226 решили рвануть напрямую через море.
У Тендры они встретили несколько баркасов, в каждом по 5-6 человек с самодурами, и невдалеке сейнер выбирал сеть. Шел косяк ставриды.
Рыбаки отвалили 3 ведра рыбы: и свежей, и соленой. Дали помидор, огурцов, лука, хлеба.
Ответить было нечем. Всё закупленное домой на базаре в Евпатории осталось на «Буре»: ящик вина «Гамза» на оба экипажа – 6 бутылок в оплетке и с ручкой, как у амфоры, по одной на брата, и 6 махровых полотенец.
Деньги сэкономили в Севастополе. На гонках выдавались талоны на питание: 80 копеек на завтрак, 1 рубль на обед, 70 копеек на ужин, – всего 2,50 суточных. С небольшой потерей их можно было обменять у буфетчицы.
В Очаков D226 «Спутник» не стал заходить, так всем хотелось поскорее в Николаев. После того, что случилось, всё равно ведь за что-нибудь накажут. В итоге так оно и вышло.
Лысикова пожизненно дисквалифицировали не за гибель D103 «Буря», и не парусная секция. Так решила пограничная служба. За двойное нарушение режима плавания: пересечение Каркинитского залива напрямую через море и незаход для отметки в Очаков.
Прошутинский три раза писал объяснительную в первом отделе завода им. 61 коммунара. Видимо, пытались поймать на противоречиях. А когда на следующий год пришло время идти в армию, его не взяли в спортроту.
Монах-старший еще много дней подряд приходил на Стрелку, надеясь дождаться возвращения брата.
Яхтенный капитан с 1960 года Валентин Павлович Лысиков реабилитирован! Случайный экипаж на «Буре» – упрек не в его адрес. «Спутник» грамотно действовал при встрече шквала и сумел уйти от шторма. Нарушениями пограничного режима в Каркинитском заливе николаевские яхтсмены доблестно грешат и поныне. Желающие могут и сами оценить качество «расследования» этой трагедии по горячим следам в 1962 году. – См. с. 434 первой книги «ЯХТКЛУБ».